Самуил Маршак Стихи

Встало солнце огневое, И, снежком пыля, Зимний холод тронул хвою У стены Кремля. Тронул инеем ступени И гранитный свод, Где одно лишь слово «Ленин» Начертал

Плача, по дороге бродит Янош. Сверху спрашивает кто-то: — Что ты плачешь, Янош? — Кабы вам пришла охота Для меня открыть ворота! — Можно, милый

Вот набережной полукруг И городок многоэтажный, Глядящий весело на юг, И гул морской, и ветер влажный. И винограда желтизна На горном склоне каменистом — Все,

Я сижу на скамье у обрыва, А внизу в темноте подо мной Плещет море широкой, ленивой И по-рыбьи холодной волной. Но вдали показались, блистая, —

Я сам проворен и удал, И конь мой весь в меня. Я сам взнуздал, И оседлал, И покатил коня. Я сам поем — И конь

Я прохожу по улицам твоим. Где каждый камень — памятник героям. Вот на фасаде надпись: «Отстоим!» А сверху «р» добавлено: «Отстроим!»

Я помню день, когда впервые – На третьем от роду году – Услышал трубы полковые В осеннем городском саду. И всё вокруг, как по приказу,

Я помню день, когда впервые — На третьем от роду году — Услышал трубы полковые В осеннем городском саду. И все вокруг, как по приказу,

Я не смыкал часами ночью глаз И мог бы рассказать про каждый час. Двенадцать. Это звонкий час похмелий. Кто слишком юн и слишком стар —

Я знаю, что огромное число Людей и мне и всем необходимо, Чтобы вокруг рождалось и цвело И хлопотливо проходило мимо. Как омывает море в тот

— Я гордая, я упрямая, — Ты мне говорила в бреду. И более верных, жена моя, Я слов для тебя не найду. Ты в истину

Я вышел в ночь. Ни звездочки единой. Ни одного в окрестности огня. Едва туман белеет над долиной. Весь мир уснул. И далеко до дня. Встает

Я видел озеро в огне, Собаку в брюках на коне, На доме шляпу вместо крыши, Котов, которых ловят мыши. Я видел утку и лису, Что

Юный Фриц, любимец мамин, В класс явился на экзамен. Задают ему вопрос: — Для чего фашисту нос? Заорал на всю он школу: — Чтоб вынюхивать

Есть ходячая важность, Дубовость, Чугунность. Но не стоит робеть перед ней. Ты, безвестная, скромная, бедная юность, И богаче и много сильней. Ты прочнее железа, Устойчивей

Кто знает, о чем думает знаменитый писатель, уплывая иногда, совершенно один, в открытое море. Из одной книги о Л. Андрееве Кто знает, сколько вдохновений Кипит

Едет важный Мистер Морган. Едет, едет К нам на торг он. На богатом На седле, На рогатом На козле.

Шурша узорчатою шиной На каждом толстом колесе, Неслась машина за машиной Через поселок по шоссе. А на веревке, с перепугу Тараща белые глаза, Как ножка

Тех, кто в школу опоздал, Она не станет ждать. Хоть без колес устроен класс, Он далеко уйдет за час. Не отправится охотник Без ружья стрелять

Посвящается вагону-школе путевой машинной станции № 61 В этой школе учатся дети железно- дорожных рабочих, ремонтирующих пути. Школа ездит вместе с ребятами За перегоном —

В тот зимний день Шаляпин пел На сцене у рояля. И повелительно гремел Победный голос в зале. Дрожал многоэтажный зал, И, полный молодежи, Певцу раек

Шалтай-Болтай Сидел на стене. Шалтай-Болтай Свалился во сне. Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая, Не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтал-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать!

Мой отец — степной шакал Пищу сам себе искал. Далеко в стране песчаной Провожал он караваны И в пустыне при луне Громко плакал в тишине.

— Вы чьи? Вы чьи? — спросил гусей Летевший мимо воробей. — Егоровы. А вы-то чьи? — А мы ничьи! Свои, свои!

Когда был черный этот лес Прозрачным, оголенным, Казалось чудом из чудес, Что будет он зеленым. Но чудо каждою весной Бывает в самом деле. Смотри, деревья

Где-то по дорожке Бегают сапожки. А в сапожках — ножки. А на ножках — Колька. Чудо, да и только!

Играет кот на скрипке, На блюде пляшут рыбки, Корова взобралась на небеса. Сбежали чашки, блюдца, А лошади смеются. — Вот, — говорят, — какие чудеса!

Чудес, хоть я живу давно, Не видел я покуда. А впрочем, в мире есть одно Действительное чудо: Помножен мир (иль разделен?) На те миры живые,

Лодырей нынче не много Водится В школах у нас. Юная армия В ногу Шагает из класса в класс. Но, к сожаленью, Сегодня Возле одной из

В сад я к бабушке пошел И копейку там нашел. Что купил я? Шапку, кепку, А в придачу тряпку, щепку, Ложку, плошку, шайку, лейку —

Читатель мой особенного рода: Умеет он под стол ходить пешком. Но радостно мне знать, что я знаком С читателем двухтысячного года!

Чистой и ясной свечи не гаси, Милого, юного сына спаси. Ты подержи над свечою ладонь, Чтобы не гас его тихий огонь. Вот он стоит одинок

К семнадцатой школе Примчался трамвай. Взобрался на буфер Блинов Николай. Трамвай — по проспекту. Трамвай — по шоссе, А он на трамвайной Висит колбасе. Но

Глаза у Саши велики, Но очень близоруки. Врач прописал ему очки По правилам науки. Отшлифовали в мастерской Два стеклышка на славу, Потом заботливой рукой Их

Четвертый век идет на сценах мира Веселая комедия Шекспира. Четвертый век живет старик Фальстаф, Сластолюбив, прожорлив и лукав. Не книгой он лежит на полке шкафа.

Четвёрка дружная ребят Идёт по мостовой. О чём-то громко говорят Они между собой. — Мне шесть, седьмой! — Мне семь, восьмой! — Мне скоро будет

Чести золото не купит. Честный чести не уступит. Честь нужна ему, как свет. Рад продать её бесчестный… Но, как всякому известно, У бесчестных чести нет.

Червяк дорогу сверху вниз В огромном яблоке прогрыз И говорит: «Не зря боролись! Мы здесь открыли Южный полюс»

Прекрасный новый чемодан С двумя блестящими замками Перевидал немало стран И весь обклеен ярлыками. А надписи на ярлыках — На всевозможных языках. Ну что ж,

Он лежит в постели, Дышит еле-еле. Перед ним на стуле — Капли и пилюли И с водой, И без воды, За едой И без еды,

Человечек с луны Упал с вышины И спросил, как пройти ему в Норич. Купил он пирог И горло обжег, — Такую почувствовал горечь!

Человек ходил на четырех, Но его понятливые внуки Отказались от передних ног, Постепенно превратив их в руки. Ни один из нас бы не взлетел, Покидая

Человек — хоть будь он трижды гением — Остается мыслящим растением. С ним в родстве деревья и трава. Не стыдитесь этого родства. Вам даны до

В одном из детских лагерей ребят спросили: «Чего бы вам хотелось еще?» Одна из девочек ответила: «Поскучать». Есть волшебный край на свете, Где бывают только

Темноты боится Петя. Петя маме говорит: — Можно, мама, спать при свете? Пусть всю ночь огонь горит. Отвечает мама: — Нет! — Щелк — и

Башня есть под Ленинградом, А на башне — циферблат. Разорвался с башней рядом Неприятельский снаряд. Бил по башне в перестрелке Частым градом пулемет. Но ползут

Часы за шумом не слышны, Но дни и годы к нам приводят. Выходит лето из весны И в осень позднюю уходит.

Чарди-Варли — свинопас. Он свинью пасет у нас. Стар ли Чарли или нет? Чарли-Варли восемь лет.

Туманный полдень. Тень печали — На корабле. Замедлен бег. А за кормой над зыбью дали Как бы кружится легкий снег. Нет, это чайки. Странно дики,

Впервые на арене Для школьников Москвы — Ученые тюлени, Танцующие львы. Жонглеры-медвежата, Собаки-акробаты, Канатоходец-слон, Всемирный чемпион. Единственные в мире Атлеты-силачи Подбрасывают гири, Как детские мячи.

Цените слух, цените зренье. Любите зелень, синеву — Всё, что дано вам во владенье Двумя словами: я живу. Любите жизнь, покуда живы. Меж ней и

Цветная осень — вечер года — Мне улыбается светло. Но между мною и природой Возникло тонкое стекло. Весь этот мир — как на ладони, Но

Цветная осень – вечер года – Мне улыбается светло. Но между мною и природой Возникло тонкое стекло. Весь этот мир – как на ладони, Но

Однажды двадцать пять портных Вступили в бой с улиткой. В руках у каждого из них Была иголка с ниткой! Но еле ноги унесли, Спасаясь от

Вот портфель, Пальто и шляпа. День у паны Выходной. Не ушел Сегодня Папа. Значит, Будет он со мной. Что мы нынче Делать будем? Это вместе

Ходит, ходит Попрошайка. Просит, просит: Дай-ка, Дай-ка, Дай кусочек пирожка, Дай глоточек молока, Пол-котлетки, Пол-сосиски, Пол-конфетки, Пол-редиски, Пол-резинки, Пол-линейки, Пол-картинки, Пол-копейки.

Мы должны взять на прицел… трусов, у которых в сердце изгладился образ фюрера, а на стене нет его портрета. Из выступления германского радио-комментатора Декпера-Шмидта Некий

Перед бассейном в зоопарке — Медвежьи мокрые следы. — С тяжелым плеском в полдень жаркий Медведь выходит из воды. Еще в костях он очень тонок,

Дуют ветры в феврале, Воют в трубах громко. Змейкой мчится по земле Легкая поземка. Поднимаясь, мчатся вдаль Самолетов звенья. Это празднует февраль Армии рожденье.

Гитлер вымолвит в Берлине: «Муссолини, куш!» — Ляжет в Риме Муссолини, Толст и неуклюж. Если Гитлер скажет резко: «Мой Трезор, ату!» — Вихрем мчится Антонеску

Индийская басня Слепцы, числом их было пять, В Бомбей явились изучать Индийского слона. Исследовав слоновий бок, Один сказал, что слон высок И прочен, как стена.

Жил я в Ялте выше всех — На холме над школой, Часто слышал звонкий смех, Топот ног веселый. Так я рад был голосам, Молодым и

Утро. Море греет склоны, А на склонах реет лес. И разбросаны балконы В синем зареве небес. На веранде над оливой, За оградою сквозной, Платье легкое

Жила-была девочка. Как ее звали? Кто звал, Тот и знал. А вы не знаете. Сколько ей было лет? Сколько зим, Столько лет, — СорокА еще

В классе уютном, просторном Утром стоит тишина. Заняты школьники делом – Пишут по белому черным, Пишут по черному белым, Перьями пишут и мелом: «Нам не

Нынче в классе Спросили у Васи: — Как делают, Вася, стекло? Сказал он: — Бывает, Окно разбивают, Потом Под разбитым окном Собирают Осколков большое число.

Геббельс заверяет немцев, что в Прибалтике гитлеровская армия всего-навсего занимает «более выгодные позиции», так как далеко выдвинувшийся дугообразный выступ фронта больше не оправдывает себя. Из

Уже недолго ждать весны, Но в этот полдень ясный, Хоть дни зимы и сочтены, Она еще прекрасна. Еще пленяет нас зима Своей широкой гладью, Как

Сон приходит втихомолку, Пробирается сквозь щелку. Он для каждого из нас Сны счастливые припас. Он показывает сказки, Да не всем они видны. Вот закрой покрепче глазки И тогда увидишь сны! А кого унять не может Младший брат — спокойный сон, Старший брат в постель уложит Тихий, строгий Угомон. Спи, мой мальчик, не шуми. Угомон тебя возьми! Опустела мостовая. По дороге с двух сторон Все троллейбусы, трамваи Гонит в парки Угомон. Говорит он: — Спать пора. Завтра выйдете с утра! И троллейбусы, трамваи На ночлег спешат, зевая… Там, где гомон, там и он Тихий, строгий Угомон. Всех, кто ночью гомонит,

У стола четыре ножки, По две с каждой стороны, Но сапожки И калошки Этим ножкам не нужны.

У Пушкина влюбленный самозванец Полячке открывает свой обман, И признается пушкинский испанец, Что он — не дон Диэго, а Жуан. Один к покойнику свою ревнует

У Пушкина влюбленный самозванец Полячке открывает свой обман, И признается пушкинский испанец, Что он — не дон Диэго, а Жуан. Один к покойнику свою ревнует

(Плакат) — Мой генерал, в стекло бинокля Вы посмотрите: фронт далек ли? — Настолько близок он, увы, Что я уже без головы!..

У ближних фонарей такой бездумный взгляд, А дальние нам больше говорят Своим сияньем, пристальным и грустным, Чем люди словом, письменным и устным.

Ты много ли видел на свете берез? Быть может, всего только две,- Когда опушил их впервые мороз Иль в первой весенней листве. А может быть,

Ты меришь лестницу числом ее ступеней, Без мебели трудней на глаз измерить зал. Без лестницы чинов, без множества делений Большим бы не был чином генерал.

Ты бойся долгих дней, когда пустой и мелкой Становится душа и плоским разум твой, — Как будто на часах нет стрелки часовой И время мерится

На Красной площади трубач Полкам играет сбор. А конь под ним несется вскачь, Летит во весь опор.

— Полдюжины булавок Я вам преподношу И быть моей женою Покорно вас прошу. Надеюсь, вы пойдете плясать со мной, со мной И будете моей женой!

Три мудреца в одном тазу Пустились по морю в грозу. Будь попрочнее Старый таз, Длиннее Был бы мой рассказ.

Три смелых зверолова Охотились в лесах. Над ними полный месяц Сиял на небесах. — Смотрите, это — месяц! — Зевнув, сказал один. Другой сказал: —

Трепал сегодня ветер календарь. Перелистал последнюю неделю, Пересмотрел июнь, потом январь, А вслед за тем перелетел к апрелю. Мелькнуло два иль три счастливых дня, Но

В пшенице густой, колосистой Все утро мотор стрекотал. Потом стрекотать перестал, — Обед привезли трактористу. У края своей полосы Сидел человек смуглолицый, И были светлее

Только ночью видишь ты вселенную. Тишина и темнота нужна, Чтоб на эту встречу сокровенную, Не закрыв лица, пришла она.

Когда тревожный, уши режущий Москву пронизывал сигнал, Который всех в бомбоубежище Протяжным воем загонял, И где-то выстрелы раскатами Гремели в час ночных атак, — Трудились

(Подпись к фотографии) Травой поросшая полянка… Здесь меж осколков и воронок, Привязанный к орудью танка, Пасется ласковый козленок. Он кувыркается по-детски, И понимает он едва

Текла, извивалась, блестела Река меж зеленых лугов. А стала недвижной и белой, Чуть-чуть голубее снегов. Она покорилась оковам. Не знаешь, бежит ли вода Под белым

Тебе пишу я этот дифирамб, Мой конь крылатый — пятистопный ямб. Стих Дантовых терцин и драм Шекспира, Не легковесен ты и не тяжел, Недаром ты

Театров много есть в Москве Для взрослых и юнцов, Но лучший — тот, где во главе Товарищ Образцов. Неприхотлив актерский штат. Сундук — его приют.

Так молода страна была, Грозой война по ней прошла, Дымились на фронтах орудия, В те дни Вахтанговская студия Весенним садом расцвела. (Отцом и другом молодежи

Шли Твидлдум И Твидлди Войною друг на дружку. У Твидлдума Твидлди Испортил погремушку. Но вдруг раздался страшный шум, Ужасный крик ворон, И Твидлди И Твидлдум

Эх вы, кони удалые, Гладкие, красивые! Коренные — вороные, Пристяжные — сивые! Гривы спутанные ваши Гребнем расчешу я, Красным шелком разукрашу Праздничную сбрую. На тачанке

Надпись на книге «Кошкин дом» Пишу не в альбоме — На «Кошкином доме», — И этим я очень стеснен. Попробуй-ка, лирик, Писать панегирик Под гулкий

Так много ласточек летало Почти с тех пор, как мир стоит, Но их не помнят, их не стало, А эта ласточка летит.

У женщин в нашем городке По двадцать пальцев на руке, На каждой ножке двадцать пять, Как сам ты можешь сосчитать.

Если бы в торт превратился весь мир, В чернила — вода озер, А все деревья — в зеленый сыр, Какой это был бы сыр-бор!

Как празднично сад расцветила сирень Лилового, белого цвета. Сегодня особый – сиреневый – день, Начало цветущего лета. За несколько дней разоделись кусты, Недавно раскрывшие листья,

В боях за Харьков наши войска раз- громили немецкие дивизии «Адольф Гитлер», «Райх» и «Великая Германия». «Адольфа Гитлера» с «Великою Германией» Разбили вдребезги советские войска,

Существовала некогда пословица, Что дети не живут, а жить готовятся. Но вряд ли в жизни пригодится тот, Кто, жить готовясь, в детстве не живет.

(Плакат) Бьемся мы здорово, Рубим отчаянно,— Внуки Суворова, Дети Чапаева.